С.Цакунов
Отношения центр-область в советской административной системе 30-х годов. Пример Московской области.
1. Московская область как административная и экономическая единица Советского Союза 30-х годов. Ее роль в реализации сталинских планов форсированного скачка.
Московская область как административная и экономическая единица СССР 30-х годов сформировалась не сразу. В основе ее находилась территория и экономика старой дореволюционной Московской губернии. По разным причинам советская власть и большевики были неудовлетворены оставшимся им в наследство от царской России губернским и уездным делением страны. Поэтому уже в начале 20-х годов появляются идеи перекройки административной карты России под предлогом экономической рациональности. В Госплане под руководством И.Александрова уже в 1923 году был подготовлен один из первых планов экономического районирования страны, по которому страну должны были разделить на несколько крупных экономических районов. Именно в те годы появилось и новое обозначение - область, призванное заменить старое губернское деление.
Первоначально по плану районирования 20-х годов, разработанном специалистами Госплана, должна была быть создана суперобласть - Центрально-промышленная область, объединяющая 10 губерний центральной части России, в том числе и такие как Иваново-Вознесенская, Нижегородская. В таком варианте административного деления Московская область терялась и переставала существовать как самостоятельное образование. Видимо, сложность возникавших при этом экономических и политических проблем не позволила реализовать эту концепцию в полной мере. 14 января 1929 года СНК принял решение создать Московскую область как единое административное образование Москвы и окружавших ее территорий.
Тем не менее идеи районирования 20-х годов были учтены при создании новой области. В состав Московской области помимо территории Московской губернии попали части нескольких соседних губерний: Тульской, Рязанской, Калужской. Тем самым Московская область стала значительно мощнее с точки зрения экономики, материальных и трудовых ресурсов, населения в целом. Согласно новому территориальному делению на начало 30-х годов в ней жило более 10 млн.человек.
Однако на этом территориальные перетряски не закончились: в конце 1930 г. Политбюро заслушало доклад МК партии о состоянии московского городского хозяйства. Была образована специальная комиссия для разработки проекта развития городского хозяйства. Исходя из новых задач, вставших перед Москвой и ее городским хозяством, Политбюро постановило в начале 1931 года выделить Москву в самостоятельную административную и хозяйственную единицу и создать в ней отдельную городскую партийную организацию. В ходе этого преобразования Москва как новая территориальная единица получила для своего будущего развития также и часть территории Московской области.
За 30-е и последующие годы границы области еще несколько раз уменьшались. В конечном итоге процесс завершился тем, что соседние территории были выделены в самостоятельные области (Тульская, Рязанская, Тверская, Калужская), а Московская область по территории стала близка к дореволюционной и занимала приблизительно 47 тыс. километров.
Разумеется, административная реформа, осуществленная на территории Московской области в конце 20-х - начале 30-х годов, повлияла на ее последующее экономическое развитие. Во-первых, резко усилилась роль Москвы как центра области. Если в концепции Центрально-промышленной суперобласти ведущие позиции в принятии решений занимали интересы территории, а Москва терялась как самостоятельная экономическая единица, то в новом делении все менялось местами: Московская область становилась территорией, окрущающей гигантский промышленный центр, становилась единицей, подчиненной интересам развития Москвы как города.
Недаром в 30-е годы существовало еще один принцип, по которому выделялась часть территории Московской области. Ни в одном официальном документе такого деления нет. Однако партийные руководители с согласия высших руководителей использовали его для установления определенных экономических приоритетов в развитии области. Была выделена своеобразная “ударная” зона в границах 50-ти километрового кольца вокруг Москвы. Все основные МТС, служившие опорой колхозам и совхозам, создавались в рамках этой зоны. Дороги, от отсутствия которых сильно страдала экономика области, также преимущественно развивались в рамках 50-ти километровой зоны. На Пленуме Мособлисполкома в июле 1933 года Недзвецкий, заведующий московским областным отделом коммунального хозяйства, признавался, что в отношении дорожного строительства в области они решили “взять в первую очередь Москву и вокруг Москвы сделать кольцо в 50 км., так называемое первое кольцо, в радиусе 50 км... в первом кольце мы должны уже и в этом году обеспечить, чтобы там были хорошие дороги. Сосредоточить в этом кольце все силы, средства, механизмы и прочее с тем, чтобы определенным движением кулака сорганизовать этот участок.”[1]
Во-вторых, к прежней Московской губернии в результате реформы все же были присоединены части ряда соседних губерний, в результате чего новая Московская область варианта 30-х годов была значительно мощнее и крепче своей предшественницы 20-х годов. Это позволило говорить о мощном промышленном и трудовом потенциале области. В то время как занимаемая ею площадь составляла около 0,2 % территории всей страны, в ее границах к концу 30-х годов было сосредоточено 1/5 часть всех индустриальных рабочих и 1/4 часть промышленной продукции. Это выводило ее в число одного из наиболее сильных в экономическом отношении районов России и СССР в целом. Кроме того, Московская область получала в свое подчинение т.н. “Тульское гнездо” комплекс машиностроительных и оборонных заводов г.Тулы.
Особенность географического положения Московской области, политическая роль ее формальной столицы Москвы как столицы СССР наладывали сильный отпечаток на характер протекания политических и экономических процессов. Близость к власти, доступность столицы и всех основных органов власти делали жизнь в области отличной от других областей Советского Союза. С другой стороны, иногда эта близость играла прямо противоположную роль - казалось, что проблемы области будут решаться сами по себе, в то время как в других районах СССР требовались значительно большие усилия для реализации тех или иных направлений экономической политики.
30-е годы составили целую эпоху в жизни Московской области. Будучи исключительно сельско-хозяйственным районом с вкраплениями достаточно развитой промышленности, Московская область в 20-е годы довольно успешно шла по “бухаринскому” пути. Известно, что именно успехи московской кооперации, рост числа зажиточных крестьян и вдохновляли Бухарина на его фантазии о возможности кооперативного социализма в середине 20-х годов. Зато в 30-е годы область пережила настоящий экономический шок: первый раз, когда стартовала программа ускоренной коллективизации, которую форсировал Угланов, второй раз, когда в области началась индустриализации и одновременно началось сооружение около десятка крупнейших по тем временам промышленных предприятий (заводы Электросталь, Фрезер, Шарикоподшипник, Воскресенский и Бобриковский химкомбинаты, гидро и теплоэлектростанции и т.д.).
Пятилетнее планирование развития области и реализация идей нового административного деления были тесно связаны с разработкой и реализацией новой схемы размещения производств на территории области. Эта задача была сформулирована Сталиным на 16 съезде партии и применительно к Московской области обозначалась как задача реконструкции старых промышленных районов с учетом “правильного разделения труда между областями.” В ходе разработки данного вопроса появился документ Мособлплана под заглавием “Основные установки о размещении производительных сил Московской области во второй пятилетке.” В нем подчеркивались диспропорции в развитии Москвы и Московской области в предыдущие годы: размещение производительных сил характеризовалось концентрацией в Москве до 53,0% всей промышленной продукции и 34% всей производимой электроэнергии. По отдельным отраслям промышленности Москва имела преобладающее значение (до 95%).
Таким образом, размещение производительных сил характеризовалось громадной концентрацией промышленности в Москве, где расположились в основном “решающие предприятия тяжелой индустрии”. На остальной же территории области в основном размещалась текстильная промышленность.
Эта диспропорциональность в развитии хозяйства МО оценивалась как наследство анархического капиталистического способа хозяйствования. В свяхи с этим на годы второй пятилетки ставилась задача разметить на территории области полноценное металлургическое, электротехническое, машиностроительное, химическое производство и развить предриятия топливно-энергетческой промышленности. Одновременно давалась установка коренным образом изменить направления развития промышленности области за счет постоянного повышения удельного веса тяжелой промышленности.
Задачи, поставленные в области размещения производительных сил по территории области, развития новых отраслей промышленности, требовали гигантских капиталовложений. По этому вопросу постоянно шла борьба центральных и областных плановых органов за выделение финансовых ресурсов для реализации поставленных задач. Понимая это, специалисты Мособлплана писали о том, что “обеспечивая решающие сдвиги в области специализации экономических районов нельзя однако ставить задачу полного завершения этого процесса в пределах второй пятилетки.”
В целом, за годы первой и второй пятилеток область была преващена в одну из опорных баз индустриализации страны. Корренной реконструкции подверглись Коломенский локомотивостоительный завод, Мытищинский машиностроительсный завод, Люберецкий завод сельскохозяйственных машин, Подольский завод швейных машин и многие другие предпрития. Наряду с реконструкцией старых в Подмосковье строились новые предприятия. На новой технической базе под Москвой были созданы такие отрасли индустриии как черная и цветная металлургия, станкостроение, производство химических продуктов, элктроэнергетика. Промышленность стала выпускать много таких изделий, которые здесь не производились: металлорежущие станки и ткацкие автоматы, тепловозы и вагоны метро, минеральные удобрения, железобетонные конструкции, облицовочную керамику.
Крупнейшие изменения произошли в энергетическом хозяйстве области. В соответствии с планом ГОЭЛРО были построены под Москвой такие станции как Каширская, Шатурская, Орехово-зуевская ТЭЦ, коренным образом реконструирована ГРЭС имени Классона.
С развитием промышленности быстро росло население городов и городское хозяйство. В эти годы сильно изменились старые и возникло много новых городов. По решению Мособлисполкома в 30-х годах была реализована программа благоустройства городов Московской области.
2. Каганович и Хрущев во главе Москвы и области.
В 30-е годы у Московской области было два крупных руководителя: Л.М.Каганович и Н.С.Хрущев. Несмотря на то, что они связаны друг с другом вполне определенной аппаратной преемственностью, деятельность каждого из них проходила в совершенно разных экономических и политических условиях. Каганович нашел область в состоянии экономического шока после начала коллективизации и индустриализации. Хрущев получил от Кагановича почти благополучную область с налаженными управленческими и хозяйственными связями. Как представителю старой гвардии Кагановичу еще была присуща вера в идеалы. Он если и служил Сталину, то служил с верой и правдой в общее дело, с настоящим, а не поддельным уважением к силе и хитрости Сталина, уважением к его авторитету. В деятельности же Хрущева в значительно большей степени заметны черты “сталинского выдвиженца”, который является частью новой системы, в которой Сталин уже является Хозяином.
Тем не менее Кагановича и Хрущева трудно отделить друг от друга, говоря о экономическом и политической развитии Московской области в 30-е годы. Дело в том, что в то время, как Каганович, выполнял обязанности первого секретаря Хрущев в буквальном смыле слова стоял у него за спиной, будучи вторым секретарем МК партии. За многими событиями 1930-34 гг., которые обычно приписывают Кагановичу на самом деле стоял Хрущев как непосредственный исполнитель тех или иных решений. Если мы посмотрим распределение обязанностей секретарей МК при Кагановиче, то увидим, что Хрущев был ответственнен за всю промышленность и транспорт Московской области, а также за развитие ультуры и пропаганду ленинизма. Каганович, в свою очередь, уйдя с поста первого секретаря МК постоянно участвовал в деятельности Хрущева.
Каганович возглавил Московскую партийную организацию в сложное время. 18 апреля 1930 года Политбюро опросом рассмотрело заявление секретаря МК Баумана, в котором он признавал ошибки Московского комитета в ходе коллективизации и просил его освободить от должности секретаря Московского комитета. Политбюро отметило, что Бауман “проявил на деле примиренческое отношение к “левым” загибщикам” и постановило “рекомендовать т.Кагановича на пост первого скретаря Московской областной организации с сохранением за ним поста секретаря ЦК ВКП(б).[2] 20 апреля Политбюро поручило Молотову сделать сообщение на Пленуму МК и МГК о решении ЦК от 18 апреля о Баумане и Кагановиче. 22 апреля 1930 г. 4 объединенный Пленум МК и МГК “удовлетворил просьбу” Баумана, который был переведен на работу в ЦК.
Л.Каганович в своих мемуарах довольно подробно описывает обстоятельства, при которых он стал во главе одной из наиболее крупных партийных организаций страны. “Я в это время был в Сибири, выполняя поручения ЦК по делам коллективизации и хлебозаготовок. Там я получил телеграмму тов.Сталина, что в связи с сложившимся положением в Московской организации меня - Кагановича выдвигают первым секретарем МК. Согласен ли я? Я ответил, что согласен и немедля выехал в Москву.
По приезде из Сибири я прежде всего имел беседу с товарищем Сталиным, который рассказал мне о положении в Московской организации, объяснил, почему именно моя кандидатура выдвинута на пост секретаря МК. ... Я сказал т.Сталин, уверен, что вы, как секретарь ЦК, обеспечите достойное Москвы и области партийное руководство. Естественно, я обещал т.Сталину сделать все, чтобы оправдать доверие.”[3]
Выдвижение Кагановича в Москве имело несколько причин. Во-первых, сыграл фактор преемственности. Известно, что до Баумана Московскую организацию после разгона т.н. углановской группы непродолжительное время возглавлял Молотов, ближайший соратник Сталина. Бауман не смог правильно организовать управление областью в самое сложное время и, как считал Сталин, совершил массу ошибок в руководстве. “Он испортил то, что было сделано ЦК и бывшим до него первым секретарем т.Молотовым”, - сказал тогда во время беседы Сталин Кагановичу.[4] Каганович как ближайший соратник Сталина и Молотова был способен восстановить прежнюю линию. Во-вторых, Сталину в Москве нужен был абсолютно доверенный человек. Поскольку Сталин придавал очень большое значение роли московских большевиков, то возглавлять такую организацию мог только человек, максимально приближенный к Сталину в то время. Именно таким после Молотова и был в тот момент Каганович. Назначая Кагановича, Сталин получал под свой контроль одну из крупнейших партийных организаций страны, а также проверенного и опытного организатора “сталинского типа”, способного удержать от кризиса переиндустриализации и форсированных темпов коллективизации ключевую территорию Центральной части страны.
Прежде чем стать во главе Московской парторганизации Каганович прошел великолепную школу самой разнообразной партийной, советской и военной работы. Впервые первое партийное задание в Москве он получил еще 1918 году. Работал председателем Воронежского губернского ревовоенкома и исполкома, председателем Ташкентского городского Совета, три года занимал пост первого секретаря ЦК КП(б)У, наконец, был секретарем ЦК, откуда его и назначили на очень ответственный по тем временам пост - секретаря МК и МГК партии.
Конечно, значительную роль в карьере Кагановича как политического лидера сыграло его сближение со Сталиным. Еще в 1919 году, будучи председателем Воронежского ревкома, он установил тесные связи с политическими и военными руководителями Южного фронта: Сталиным, Ворошиловым, Буденным, а также Орджоникидзе.
В июне 1922 года через два месяца после избрания Сталина генеральным секретарем ЦК, Каганович начинает работать в аппарате ЦК, получив довольно значительные посты. Сначала он был назначен заведующим организационно-инструкторским, впоследствии организационно-распределительным отделом ЦК. Значение этих постов в тот момент, когда Сталин начинал строить свою партию, трудно переоценить.
Именно с этого момента, карьера Кагановича начинает идти вверх. В 1923 году он - кандидат в члены ЦК, через год - член ЦК партии. Тогда же, в 1924 году Каганович был избран Секретарем ЦК. По воспоминаниям Молотова в изложении Ф.Чуева Каганович выполнял обязанности второго секретаря и фактически замещал Сталина в ЦК. Во всяком случае, он был наиболее крупный деятель в Секретариате ЦК после Сталина.
Позже, в 1925 году Каганович назначается первым секретарем ЦК партии Украины. В период его работы на Украине вновь возрождалась политика русификации. В 1927 г. по обвинению в национализме был отстранен от руководства целый ряд украинских политических деятелей. Однако Кагановича вскоре отозвали с Украины.
С 1928 года Каганович вновь работает в Москве, являясь секретарем ЦК партии. В 1930 году он стал членом Политбюро. После 17 съезда артии стал председателем КПК ЦК ВКП(б). В 1934 году возглавлял транспортную комиссию ЦК и Совнаркома, впоследствии транспортный отдел ЦК. Организацией транспорта он стал заниматься с 1931 года. Тогда началось строительство московского метро. Официальное общественное мнение, печать однозначно приписывали ему основные заслуги в создании московского метро. В мае 1935 года ЦИК СССР постановил присвоить Московскому метрополитену имя Кагановича. Это была награда ему не только как специалисту по транспорту и организатору городского хозяйства, но и как политическому деятелю сталинского типа. Недаром именно Каганович на 17 съезде партии заверил Сталина в том, что он далее может править без каких-либо помех.
“Человек действия”, он, являясь секретарем ЦК, одиним из первых узнал о том, что при голосовани на 17 съезде против Сталина было подано 300 голосов. Согласно воспоминаниям В.М.Верховых, члена счетной комиссии, обнародованным в 195 году, после того как председатель комиссии Затонский решил, что этот факт нужно обсудить с Кагановичем, попросив от членов комиссии терпения, последний вышел из комнаты. Затем, вернувшись, спросил: “Сколько голосов против получил Киров?” ”Три”, - ответил Затонский. “Ну, пусть столько же будет и у Сталина, остальное уничтожьте.” “Серый кардинал” присутствовал при всех важнейших решениях, определявших внутрипартийную жизнь 30-х годов.
На Кагановича пришелся один из самых тяжелых экономических периодов в развитии Московской области. Каганович, безусловно, обладал сильным организаторским талантом. Он был настоящей находкой Сталина и, вероятно, лучше чем многие в ЦК соответствовал тем сложным задачам, которые принесла с собой сталинская экономическая революция начала 30-х годов. Кагановичу был присущ свой стиль руководства, который характеризовался тем, что он вникал в мелочи, лично занимался контролем за выполнением наиболее важных решений, имел стратегическое, масштабное мышление, умел очень точно составить организационный план решения тех или иных задач, найти самую слабую точку организации и в нее ударить. В 1935 году директор завода “Электросталь” вспоминал о том, как Каганович сделал из его завода индустриального гиганта: “Лазарь Моисеевич Каганович в 1931 году в декабре месяце лично приехал на Завод Электросталь, этот маленький еще заводик, уже реконструировавшийся. На месте осмотрел хорошенько все это дело, наметил пути реконструкции этого завода, реконструкции такой по существу, которая имела характер постройки нового большого металлургического завода высококачественных сталей. Этот заводик в 1930 г. дал всего 9 тыс.тонн стали... В этом году мы дали стране 42,5 тыс. тонн стали.”[5] Кроме того, как и Сталин, Каганович придавал большое значение правильной расстановке кадров, поиску новых, преданных людей, способных беспрекословно выполнять задания сверху.
Каганович лично контролировал несколько приоритетных областей развития народного хозяйства Московской области. Он постоянно придумывал различные лозунги и кампании для Московской области, что также полностью соответствовало стилю сталинского руководства. В начале 30-х годов он выдвинул лозунг превращения Московской области из потребляющей в производящую. На него в тот период легла задача вытаскивания сельского хозяйства области из состояния тяжелого кризиса. От него пошла инициатива создания собственной металлургической и машиностроительной базы в области, стоительство канала Волга-Москва, родного брата московского метрополитена и многие другие экономические инициативы.
Будучи способным по складу своего характера решать сложные организационные задачи, Каганович не только сумел справиться с трудной ситуацией в Московской области в 1930-34 гг., но и значительно усилил свой вес как партийного и хозяйственного руководителя. Поэтому совершенно закономерно было его передвижение в начале 1934 года на новые наиболее ответственные участки административно-экономической системы. В начале 1934 году он был назначен наркомом путей сообщения, в 1937 г. - наркомом тяжелой промышленности, а затем наркомом тяжелой и топливной промышленности. В 1939-1940 гг. он также возглавлял Наркомат нефтяной промышленности.
Поскольку с именем Кагановича были связаны почти все крупнейшие события первой половины 30-х годов, которые происходили на территории Московской области и г.Москвы: метрополитен, реализация генерального плана реконструкции Москвы, канал Волга-Москва, реконструкция центрального транспортного железнодорожного узла, развитие Подмосковного угольного бассейна, наконец, создание собственной металлургической и машиностроительной базы. Не случайно, в той мере в какой это позволял сам Сталин в московской областной организации постепенно складывался настоящий культ личности Кагановича. Это видно уже в 1933 году, когда Московская область в числе 5 передовых областей СССР была награждена Орденом Ленина за успехи, достигнутые в области сельского хозяйства.
На заседании объединенного Пленума МК, МГК ВКП(б), Мособлисполкома и Моссовета 8 апреля 1934 года Филатов, председатель Мособлисполкома говорил следующие слова: “Товарищи, все мы - каждый коммунист, каждый колхозник - прекрасно понимаем, что достигнутые нами в области сельского хозяйства успехи, являются, главным образом, продуктом прекрасного организаторского таланта руководителя Московских большевиков тов.Кагановича. Все мы, знаем исключительную роль Лазарь Моисеевича в борьбе за превращение нашей Московской области в производящую. Все мы прекрасно отдаем себе отчет в том, с какой несссякаемой энергией, с какой большевистской преданностью тов.Каганович организовывал большевиков, организовывал беспартийных, организовывал колхозников Московской области на выполнение директив Центрального комитета партии и тов.Сталина. С самого первого дня своей работы в Московской организации тов.Каганович коренным образом изменил систему работы своей организации.”[6]
Особенно высоко оценивались заслуги Кагановича в стоительстве московского метро. На 3-м областном съезде Советов 7 января 1935 года прокатчик шахты метростроя говорил: “Мы существуем три года... Фактически мы провели главную работу в 1934 г. Почему произошел такой перелом? В декабре мес. 1933 г. нас созвал Лазарь Моисеевич Каганович и сказал: надо отказаться от кустарщины и черепашьих темпов и перейти к большевистским темпам работы.... Лазарь Моисеевич поставил задачу - построить так метро, чтобы нигде не капало. Мы свято выпоняем указания нашего вождя... Мы успешно завершаем наше строительство потому, что мы, строители, включились в боевой поход имени нашего лучшего ударника, имени главного нашего инженера, имени нашего любимого вождя - Лазаря Моисеевича Кагановича. ... в его - Сталинском стиле руководства залог главнейших наших побед.”[7]
Выполнив поставленные перед ним задачи, Каганович ушел с поста первого секретаря, подготовив себе за это время достойную замену в лице Н.С.Хрущева. На 4 Московской областной конференции в начале 1934 года на место Кагановича пришел молодой сталинский выдвиженец Н.С.Хрущев (секретарь МК и МГК). Секретарем МК был выбран также М.Е.Михайлов и отдельно секретарем МГК - Коган Е.С.
Учитывая то, что Хрущев работал вместе с Кагановичем в МК партии, начиная с 1930 г. и вместе с другим секретарем М.Е.Михайловым вел все текущие дела в области и в городе, назначение Хрущева отражало полную преемственность политической линии Сталин-Молотов-Каганович. В то же время Каганович оставлял на московском хозяйстве своего доверенного человека и расширял таким образом свою собственную опору как политического руководителя. В это же время перемены последовали и в руководстве Мособлисполкома - в феврале 1934 года Г.Н. Каминский, проработав всего два года после ухода Уханова с поста председателя Мособлисполкома, был заменен на Н.А.Филатова.
Став первым секретарем МК и МГК Хрущев уже через год, в марте 1935 года на объединенном Пленуме МК и МГК меняет свое окружение, избавляется от тех, с кем работал “под Кагановичем”, ставит своих, проверенных людей. Секретарями МК и МГК становятся московские “выдвиженцы”: Марголин Н.В., бывший секретарь Сталинского РК ВКП(б), Старостин К.Ф., бывший секретарь Сокольнического РК ВКП(б), Кульков М.М., бывший секретарь Пролетарского РК ВКП(б).
Не отличаясь по возрасту от большинства членов ЦК (Кагановича, Андрееа, Микояна) Хрущев вступил в партию не до революции, а только в 1918 году. В 20-е годы это означало резкий рубеж, влиявший на престиж и продвижение партийных руководителей. Его быстрое продвижение началось после направления его на учебу в Промакадемию, которая на рубеже 30-х годов была “цитаделью” правой оппозиции. Возглавив борьбу с группой старых большевиков - сторонников “правого уклона”, Хрущев в 1930 году стал секретарем партийного комитета Академии. Дальнейше продвижение по карьерной лестнице способствовали, судя по всему сложившиеся у него хорошие отношения с Н.С.Аллилуевой, обучавшейся в Промакадемии, а также протекция Кагановича.
В 1931 году Хрущев был отозван из Промакадемии и стал первым секретарем Бауманского, а спустя еще несколько месяцев - Краснопресненского райкома Москвы. В следующем году Сталин посоветовал Кагановичу взять Хрущева на работу в Московский комитета партии. Это предложение соответствовало желанию самого Кагановича, у которого во время работы на Украине в 20-х годах сложились хорошие отношения с Хрущевым. Хрущев стал вторым секретарем Московского горкома, а спустя еще два года - первым секретарем МГК и вторым секретарем Московского обкома партии.
Сам Хрущев, похоже, был изумлен своей стремительной карьерой и, сознавая ограниченность своих знаний и опыта, был готов к тому, что она может прерваться. Долгое время он находился еще во власти традиций 20-х годов, когда нередко рабочие, выдвинутые на партийные посты, спустя некоторое время возвращались на свою прежнюю работу. Поэтому до 1935 года он постоянно возил с собою и хранил свои личные слесарные инструменты. “Я еще не порвал мысленно связь со своей былой профессией, - рассказывал он в воспоминаниях, - считал, что партийная работа - выборная и что в любое время могу быть неизбранным, а тогда вернусь к основной своей деятельности - слесаря.”[8]
Хрущев был своего рода промежуточной фигурой между старой партийной гвардией и “новобранцами” 1937 года. В его сознании причудливо смешивались психологические качества и первой и второй когорты партийных руководителей. С одной стороны, он сохранял черты, присущие старым большевикам: интернационализм, демократизм, приверженность духу партийного товарищества. Вспоминая о своем отношении к товарищам по партии в 20-е годы, он писал в мемуарах, что в то время “смотрел на вещи идеалистически: если человек с партийным билетом и настоящий коммунист, а не жулик, то это мой брат и даже больше. Я считал, что нас всех связывают невидимые нити идейной борьбы, идей строительства коммунизма, нечто возвышенное и святое. Каждый участник нашего движения был для меня. если говорить языком верующих, вроде апостола, который во имя идеи готов пойти на любые жертвы.”[9]
С другой стороны, Хрущев, оказавшийся в первых рядах партийных руководителей уже во время всевластия и культа Сталина, как бы предвосхищал психологические качества следующей генерации аппаратчиков, тех, кто занял посты, освободившиеся в годы великой чистки и кто был воспитан в духе исключительной личной преданности “вождю”. В мемуарах Хрущев признавался, что в 30-е годы был “буквально очарован Сталиным, его предупредительностью, его вниманием, его осведомленностью, его заботой, его обаятельностью и честно восхищался им.”[10] Именно такие кадры нужны были Сталину, который понимал, что подобную ослепленность он не сможет встретить среди старых большевиков. Сталину, как писал Троцкий, “нужны были люди без прошлого, молодежь, которая не знала вчерашнего дня....// ему необходимо было полное обновление всего партийного аппарата.”[11]
Хрущев же, воспитанный как политик в рамках советского и большевистского режима, уже иначе подходил к стилю руководства. Именно эти отличия и разведут позже Хрущева и Кагановича, фактически поставят их по разные стороны от сталинизма. Закалка старой гвардии так и не позволила Кагановичу “отречься” от Сталина в отличие от Хрущева, у которого идеологический стержень оказался значительно мягче.
Характерными чертами стиля Хрущева в руководстве Московской организацией были: борьба за выживаемость как политика всеми средствами, показуха перед начальством, формальное исполнение ритуалов. Хрущев стал во главе Московской организации в совершенно точный и правильный момент. После убийства Кирова обстановка начала меняться буквально по месяцам и уже в начале 1935 года атмосфера в Московской организации совершенно изменилась.
Именно с момента прихода Хрущева, может быть случайно совпавшего с волной репрессий в связи с убийством Кирова, с весны 1935 г. усилился идеологический мотив в работе МК, стало больше вопросов политической учебы, партпропаганды решений ЦК. Недаром в это время вышло и решение ЦК о реорганизации культпропов в связи с чем был реорганизован Культпроп МК, который, как мы знаем, играл очень большую роль в культурном, а не политическом просвещении масс
В этой связи весьма характерно следующее решение Бюро МК от 23 января 1935 года, принятое по предложению Хрущева и Кагановича: “считать неправильным, что несмотря на то, что с момента информации т.Кагановича о письме ЦК в связи с злодейским убийством т.Кирова прошло 3 дня и с момента рассылки по Райкомам этого письма - 2 дня, секретари РК г.Москвы до сих пор не сообщили в МК и МГК о ходе зачитки и обсуждения письма ЦК на партсобраниях.
Обязать секретарей РК г.Москвы не позже утра 25-го представить краткие письменные отчеты о прошедших собраниях в связи с письмом ЦК.[12].
Доски почета, переходящие красные знамена, изучение речей тов.Сталина - все это больше и больше начинает мелькать в документах и решениях (начиная с лета и весны 1935 г.) Все меньше становится решений, в которых вскрывались недостатки, злоупотребления, ставились и решались проблемы экономического и политического развития области.
Даже проверка партийных документов - первая массовая политическая кампания в Московской областной и городской парторганизациях весной 1935 года была проведена с упором на поиск “враждебных” элементов и исключение их из партии. О масштабах проверки говорит тот факт, что почти весь 1935 год аппарат МК партии и Бюро МК занимались проверкой партийных организаций. Характерно, что Бюро МК принимало по итогам проверки специальные постановления, которые носили строго секретный характер. Таким путем, видимо, старательно скрывались все выявившиеся недостатки в работе партийной организации.
Фактически, эта проверка документов была новой скрытой чисткой (после официальной третьей по счету в 1933 году), определенной прелюдией к волне репрессий, которые начнут разворачиваться не без инициативы Хрущева в 1936 году.
Почти во всех постановлениях МК по результатам проверки указывалось, как в ее ходе были лишены партийных билетов “чуждые, враждебные и сомнительных люди”. При этом наблюдалась такая закономерность - чем крупнее парторганизация, тем в ней больше находили врагов и вредителей. Например, “в результате проверки партийных документов в Серпуховской парторганизации разоблачено и изгнано из партии 48 человек белогвардейцев, шпионов, жуликов, обманным путем пробравшихся в партию”[13] В Подольской парторганизации было разоблачено и исключено из партии 100 человек - 4% организации. Все - кулаки, жулики, вредители и троцкисты. В ходе проверки становилось очевидным, что практически все низовые партийные организации имеют многочисленные нарушения в порядке хранения партийных документов, не имеют точной информации о членах партии.
На пленуме МГК в январе 1936 года, обсуждавшим вопрос “Итоги проверки партийных документов”, Хрущев говорил: “Арестовано только 308 человек. Надо сказать, что не так уж много мы арестовали людей.(С места: правильно). 308 человек для нашей Московской организации - это мало (с места: правильно)”[14]
Как показали дальнейшие события, проверка партийных документов в Московской области в 1935 году была только прелюдией к тому, как начнет действовать Хрущев в 1936-37 гг. Через все выступления Хрущева на конференциях и пленумах красной нитью в это время начинает проходить тема борьбы с “врагами народа”, “троцкистами и бухаринцами”. Эта тема занимала почти треть содержания его докладов, в том числе и отчетных. Временами тон докладов Хрущева ничем не отличался от обвинительых речей Вышинского на судебных процессах. “Это не открытая борьба, -отмечал Хрущев, - это не фронт, когда пули летят с вражеской стороны, а это борьба с человеком, который с тобой рядом сидит, который восхваляет успехи нашии достижения нашей партии и в то же время сжимает револьвер в кармане для того, чтобы выбрать момент и пустить тебе пулу, как они пустили в Сергея Мироновича Кирова.”[15]
Постепенно все недостатки в работе партийных и советских органов Московской области Хрущев официально стал списыать на козни “врагов народа”. Но не только в своих речах и выступлениях. Как секретарь МК и МГК он подписывал списки репрессированных, входил в состав “тройки”, дававшей разрешение на аресты. В итоге к началу 1938 года пострадала от репрессий со стороны органов НКВД значительная часть московского актива партии. Позже Хрущев постарается избавиться от многих компрометирующих документов его работы на посту первого секретаря МК и МГК ВКП(б) в 1934-1938 гг. Так, во время эвакуации в 1941 г. архива НКВД, относящегося к деятельности органов в Москве и области, которой руководил Хрущев, значительная часть материалов “утонула” и безвозвратно утеряна.
3. Механизм руководства развитием МО и взаимодействие областного и центрального аппарата при решении конкретных вопросов экономического развития области в 30-е годы.
На отношение центральной власти к Московской областной организации огромную роль оказывал факт наличия старой и достаточно многочисленной Московской городской партийной организации. В виду особого политического статуса Московской областной и городской организации принятие решений часто проходило с участием самых высших деятелей партии. Бюро МК как высший руководящий орган Московской области был составлен таким образом, что его члены могли использовать свои разнообразные посты для обеспечения выполнения решений.
Кроме того, состав Бюро МК при Кагановиче был составлен исходя из его личных связей. При Кагановиче в состав Бюро входили такие люди как Булганин Н.А. (председатель Моссовета), Ворошилов, Давидсон В.А. (Наркомснаб СССР), Каганович (Первый секретарь), Михайлов (второй секретарь, отвечающий за работу Московской области), Маленков (Председатель СНК СССР), Реденс С.Ф. (НКВД), Филатов Н.А. (Председатель Мособлисполкома), Хрущев Н.С. (второй секретарь МК, отвечающий за городскую парторганизацию)и другие.
Такой состав Бюро МК и распределение обязанностей позволяли при необходимости решать через “верх”, обходя ненужные инстанции очень многие хозяйственные вопросы, а с другой стороны, позволял “верхам” прямо вмешиваться и контролировать работу в Московской области. Кроме того, Политбюро и ЦК неоднократно использовали московскую партийную организацию в качестве ударной силы при внутрипартийных дискуссиях. Еще в 1923 году именно Москва стала ареной острой внутрипартийной дискуссии между сторонниками Троцкого и Сталина, через два года - в 1925 году московскую организацию использовали для травли Зиновьева и Каменева накануне и после 14 съезда партии, в 1927 году левая опозиция попыталась поднять знамя борьбы против режима Сталина в ходе ноябрьской демонстрации и руководство Московского комитета партии лично занималось ее разгоном, наконец, Секретарь Московского комитета партии Угланов был использован в ходе борьбы с “правыми” в 1929 году.
Бюро МК очень часто использовало своих членов для проталкивания на самом “верху” - через Политбюро, СНК или Наркомтяжпром, Наркомснаб - необходимые решения. Например, 26 января 1934 года на Бюро рассматривался вопрос о мерах по обеспечению пуска 1-й очереди Сталиногорской ГЭС. В числе решений были такие пункты : “Поручить т.Кагановичу переговорить с т.Орджоникидзе о возможности закупки за границей труб для котлов электростанции.”[16]
Что касается решений вышестоящих организаций, то здесь действовал определенный алгоритм выполнения. Во-первых, все решалось в считанные дни. “Московский комитет партии так воспитал нас, - говорил в 1935 г. председатель Мособлисполкома Н.А.Филатов, - чтобы через 2-3 дня мы уведомляли о выполнении данных нам поручений. Все кто присутствуют, не ожидая протокола, а сами по себе записывают у себя в книжечку и представляют по исполнении...”[17]
Во-вторых, персональная ответственность. Чем сложнее вопрос и выше уровень, отуда поступил приказ, тем выше ранг того руководителя области, который персонально контролировал его выполнение. “Чины сопряжены с исполнением в срок и сопряжены с ответственностью.”[18] В-третьих, ни одно из новых начинаний не обходилось без назначения в первую очередь парторга, т.е. фактически политкомиссара. Например, в 1934 году на уровне Наркомтяжпрома СССР было принято решение о строительстве новой линии передачи электрической энергии Бобрики-Москва. Решением вопросов лично занимались Михайлов, Хрущев и Филатов. Им было поручено в трехдневный срок после выхода в свет решения подобрать на новое строительство начальника и парторга, созвать совещание секретарей Райкомов и председателей райисполкомов, где будет проходить стройка, для решения вопросов размещения рабочих строитлеьства по деревням, мобилизации местного транспорта, закупки продуктов питания для рабочих во всех прилегающих к трасе линии колхозах и совхозах, вербовки рабочей силы в прилегающих к линии районах. Также поручалось Председателю Мособлисполкома добиться у Орджоникидзе “обеспечения строительства фондами на основные материалы, механизмы, транспорт и плановые жел.-дор. перевозки.”[19]
Верхушка Московской областной парторганизации, а также аппарат Московского комитета также как и городская рассматривались как резерв кадров для центрального аппарата. Это было связано именно со специфической практикой людей, находящихся на руководящих постах в Московской области. Кроме того, масштабы работы в Московской области были почти равноценны работе союзного наркомата. Например, в середине 30-х годов бюджет Московской области составлял около 600 млн.руб., что было равноценно бюджету союзного наркомата. Проработав на высших постах в такой организации человек был способен уже руководить наркоматами. Недаром Каминский Г.Н. с поста председателя Мособлисполкома перешел на работу в качестве наркома здравоохранения СССР, Каганович стал наркомом транспорта, руководитель областного отдела снабжения Болотин стал замнаркома внутренней торговли и т.д.
Подобные переходы были выгодны и Московской области, поскольку расширяли базу для лоббирования своих интересов в различных органах исполнительной власти и в центральном партийном аппарате.
Несмотря на то, что для центрального советского и партийного аппарата партийная организация Москвы и области рассматривалась как важный кадровый резерв, в самой организации ощущалась острая нехватка подготовленных членов партии. В результате партийный аппарат на местах представлял из себя совсем не то, что требовалось Сталину или Кагановичу для реализации хозяйственных планов.
Во-первых, многие члены партии просто не хотели ехать в те районы области, куда их постоянно перебрасывали либо из г.Москвы, либо из крупных городов области. Так, в постановлении Бюро МК от 4 августа 1934 года указывалось, что “Фрунзенский и Ногинский РК ВКП(б) недобросовестно и несерьезно подошли к выполнению постановления Секретариата МК от 25 мая, направив в Московский Комитет для использования на работе в качестве инструкторов райкомов сельхоз.районов области совершенно непригодных и партийно опороченных работников. Среди направленных этими Райкомами работников оказались такие, как Беляевский К.П., дважды исключавшийся из партии, при чем один раз за участие в восстании против советской власти в 1918 г., имеющий строгий выговор за пьянство (Фрунзенский РК), исключавшийся в 1928 г. за пьянство, восстановленный лишь через год со строгим выговором с предупреждением, судившийся за бездействие и дискредитацию власти и в 1931 году отбывавший в течение 10 месяцев принудительные работы... Козлов, член партии с 1932 г., в 1922 г. из партии вышел по несогласию с НЭП”ом и 10 лет был вне партии (Ногинский РК).”[20] Как видно из этих характеристик, “качество” такие партийные кадры не были способны проводить в жизнь решения ЦК и МК партии.
Во-вторых, партийная работа в деревне практически не велась, поскольку имевшиеся коммунисты-одиночки не способны были вести какую-либо работу и были оторваны от партийных организаций. Это вынуждены были признавать в МК партии. “Еще хуже обстоит дело с коммунистами одиночами, - констатировало в марте 1934 года Бюро МК, - являющимися основным костяком партийной организации района, 77 коммунистов-одиночек района предоствлены сами себе, - об их идейно-политической жизни и идеологическом росте райком не имеет ясного и четкого представления.”[21]
В-третьих, центральная власть и руководство области так и не смогли на практике добиться правильного сочетания самостоятельности и подчиненности в работе с низовыми организациями. Система постоянно давал сбои. С одной стороны, руководство никак не могло добиться от низовых звеньев простого выполнения своих решений, в результате чего приходилось создавать специальные “комиссии исполнения”, лично контролировать выполнение решений и т.д. В выступлениях Кагановича в это время прослеживается попытка научить низовые организации умению управлять процессами выполнения решений. Весьма характерны в этом смысле рекомендации Бюро МК, данные низовой, Орехово-Зуевской парторганизации, касательно выполнения своих собственных решений в области текстильной промышленности. “Считать центральной задачей в данный момент не столько общие “ударные кампании” и в особенности штурмовщину, сколько необходимость всячески налечь на органическое оздоровления управления текстильными предприятиями, технологического процесса и нормальное снабжение предприятий”[22], - указывалось в решении Бюро МК, в котором чувствовался “почерк” Кагановича.
С другой стороны, областные и союзные Рабоче-крестьянская инспекция и Комиссия партийного контроля постоянно вскрывали на местах факты совершенно ненужной “самостоятельности” низов, которая касалась то финансовой сферы, то распределения продовольственных ресурсов, фуражного зерна, то выбора форм стимулирования труда, выпуска “трудовых обязательств” и других денежных суррогатов.
На эти темы в материалах Московского областного комитета партии имется очень много примеров. Так, в записке уполномоченного по заготовкам Копелева, направленной в Бюро МК партии, указывались факты самовольного расходования районами закупленного хлеба и хлеба, предназначенного для контрактации лука[23]. В ходе другой проверки выяснилось, что “правление колхоза им.Калинина, получив 32 цент.овса на фураж одновременно допустило разбазарирование и продажу своего колхозного фуража.”[24] Неожиданно для областного руководства летом 1934 года выяснилось, что Дмитровский районный комитет партии и райисполком в 1933 г. путем обложения районных хозяйственных организаций (Райпромторга, Райлесхоза, Стройконторы, Райтопконторы, Торфоуправления, Коопстрахкассы и др.) создали особые секретные фонды, средства из которых тратились на оказание материальной помощи руководящим районнным работникам в размерах, значительно превышающих установленные в те годы нормы. Широко известны факты т.н. встречного планирования, которое также родилось как “самостоятельный” ответ низовых организаций на систему жестко централизованного планирования.
Иногда “самодеятельность” на местах принимала совершенно причудливые формы. Так, секретарь парткома одного из заводов Московской области выпустил специальное обращение к рабочим, в котором излагались, по типу сталинских, его 9 условий, гарантирующих выполнение производственной программы. По инициативе этого секретаря парткома на заводе организовывались ответные письма от рабочих, в которых писали: “Ваши 9 ценнейших указаний - условий выполнения плана будут нами положены в основу всей нашей работы”[25]
Московская область в 30-е годы представляет собой типичный пример переиндустриализации, усиления диспропорций между темами экономического роста и скоростью освоения людьми и хозяйством создаваемых новых мощностей, новых заводов, гигантских структурных сдвигов, осуществленных в ходе первой пятилетки. При разработке и принятии плана на 1933 год впервые было сделано послабление в темпах экономического развития области и снижение объемов капиталовложений. “Мы не можем больше так разгоняться. Мы не можем больше так строиться как было до сих пор”[26] - говорил на Пленуме Мособлисполкома 1 марта 1933 г. его председатель Г.Н.Каминский. Количество недостроенных промышленных объектов по Московской области увеличивалось из года в год. Не хватало топлива, в особенности угля, имевшиеся электростанции (Шатурская) не справлялись с ростом потребления электроэнергии. Оборудование, которое устанавливалось на заводах практически не ремонтировалось и в случае поломок часто просто выбрасывалось. Огромные производственные мощности, низкая производительность труда не позволяли снизить высокую себестоимость производимой продукции. Подготовка квалифицированных рабочих кадров не поспевала за скоростью ввода новых мощностей.
Острейшим вопросом оставалось качество производимой продукции на промышленных, в первую очередь, текстильных предпритиях, отсутствие квалифицированных кадров для работы на новых промышленных объектах. Если первое, приводило к огромным потерям производимой продукции, то второе вело к многочисленным авариям и остановкам производства. В ходе проверки МК состояния дел с качеством текстильной продукции в апреле 1934 года выяснилось, что средний процент брака составлял 30-40%. В ряде случаев (Егорьевский и В.Волоцкий районы) процент брака доходил до 60%. “МК устанавливает, что брак является прежде всего следствием плохого руководства хозяйственников и парторганизаций, допустивших: исключительную запущенность оборудования, отсутствие ремонта и грязь на фабриках, отсутствие контроля за продукцией по переходам из цеха в цех, забвение ведущей роли ударника, работающего без брака и отсутствие решительной борьбы с бракоделами, как среди рабочих, так и административно-технического персонала фабрик.”[27]
Состояние с браком продукции было настолько острым, что Бюро МК решило подготовить специальную записку в ЦК ВКП(б) по этому вопросу и предложить специальные меры по стимулированию работы без брака с помощью зарплаты рабочих. В этом случае административно-командная система вынуждена была использовать традиционные меры стимулирования, поскольку брак в размере 60% фактически означал огромное непроизводительное расходование крайне ограниченных материальных и финансовых ресурсов плановой системы.
Председатель Мособлисполкома Г.Н.Каминский самокритично признавался на заседании Пленума, что “управлять мы не умеем, хозяйствовать мы не можем... у нас мало знания хозяйственной работы, знания, как она непосредственно идет по важнейшим отделам, по важнейшим отраслям.”[28]
Однако на уровень областного и центрального руководства, как правило, выходили те вопросы качества, которые были связаны с работой заводов, имеющих союзное значение. Например, в ходе строительства метрополитена остро встал вопрос о качестве вагонов метро, заказ на которые должен был размещаться на Мытищинском вагоностроительном заводе. Задание было настолько ответственным, что Бюро МК на специальном совещании по метрополитену под председательством Кагановича 4 июля 1934 г. подробно рассматривало вопрос о его выполнении. Если в отношении низкоквалифицированной рабочей силы, строительных материалов, продовольствия Московская область выступала одним из важных доноров стоительства метро в Москве, то здесь все было наоборот.
Москва вынуждена была оказывать срочную помощь Мытищенскому заводу в выполнении заказов на вагоны. Было решено на ряде московских заводов разместить заказы на производство наиболее важных деталей вагонов, направить на завод 400-500 квалифицированых московских специалистов и рабочих, улучшить продовольственное снабжение и питание работников завода и, наконец, послать от имени МК на завод письмо с обращением к рабочим о важности своевременного и качественного выполнения данного заказа.[29]
В данном случае руководители Москвы и Московской области вынуждены были опережать события. Они понимали, что брака в выполнении заказа допустить нельзя. Поэтому был использован весь арсенал методов хозяйственного управления того периода - разгрузка по московским заводам производства наиболее важных деталей, посылка квалифицированного персонала, персональная проверка технологического процесса одним из секретарей МК, политическое письмо на завод.
В целом, взаимоотношения Москвы и Московской области носили в этот период печать сотрудничества и взаиной помощи. В июне 1931 г Пленум ЦК ВКП(б) указал на необходимость серьезной научной разработки плана развития московского городского хозяйства, "скорейшего приведения его в соответствие с бурным ростом промышленности и населения и соответственной распланировки г. Москвы, как социалистической столицы пролетарского государства"[30]
Фактически реализация этих планов стала сверхзадачей периода 1931-1934 гг. как в Москве так в Московской области и подчинила себе большинство задач в развитии Московской области. Последняя постепенно становилась ближайшим придатком и источником материальных, продовольственных и трудовых ресурсов для реализаци этих амбициозных планов под руководством Кагановича.
В начале 1934 года за заслуги в области сельского хозяйства в течение 1933 года и по итогам завершения коллективизации Московская область была награждена в числе еще 5 областей СССР Орденом Ленина. Это был скорее политический шаг, отражавший частично заслуги Кагановича в области стабилизации обстановки в Московской обасти, частично жест, подчеркивавший внимание Центрального комитета и Сталина к ситуации в области. Кроме того, не будем забывать, что помогли здесь и погодные условия: в 1933 году область собрала очень хороший урожай.
Разумеется, данный Орден не означал, что положение в сельском хозяйстве области было идеальным. Наоборот. Возьмем стенограмму Пленума Мособлисполкома 17-19 июля 1933 года с выступлением его председателя Г.Н.Каминского, известного деятеля кооперации 20-х годов. Его выступление объясняет, каким образом достигались успехи Московской области в сельском хозяйстве. “У нас были большие трудности, - говорил он в ситуации весной 1933 года,- и по ряду районов были такие трудности, которые могли бы резко и основательно ухудшить положение против прошлых лет, если бы не была оказана огромная и исключительная помощь этим районам со стороны государства и прежде всего со стороны Моск.Комитета и Моск.Испол. Комитета зерном, семенами, продовольствием и целым рядом организацонных мероприятий, направленных в эти районы.“[31] Более того, все решения по продовольственной помощи этим районам Московской области (в основном западные и юго-западные районы) носили строго секретный характер. Можно пока только догадываться о механизмах и объемах перераспределения продовольственных ресурсов между сильными ( в основном восточными) и слабыми районами области, которые осуществлялись в 1930-33 гг. для поддержания коллективного сельского хозяйства.
Все последующие годы руководители Московской области постоянно подчеркивали, что наличие Ордена Ленина не должно расслаблять областных работников сельского хозяйства, закрывать те слабые стороны, которые продолжали иметь место в его развитии.
Вообще, учитывая серьезность вопросов продвольственного снабжения страны в 1930-33 гг., голод в ряде районов страны, ЦК и СНК путем постоянных постановлений на тему сельского хозяйство почти прямо руководили областями и районами в данных вопросоах. Это хорошо понимали на областном уровне. “Вам всем, вероятно, товарищи, известно то внимание, которое оказывает развертыванию нашего сельского хозяйства ЦК нашей партии. ЦК ежедневно, ежечасно учит нас, прямо-таки можно сказать вытягивает за руку”[32], - так характеризовал глава Мособлисполкома руководство сельским хозяйством в 1933 году. В стране, в печати была создана такая обстановка, что руководство обасти прекрасно понимало: не смогут организовать выполнение решений, их будут судить.
Однако эффективное решение вопросов сельского хозяйства наталкивалось, во-первых, на крайную перегрузку всей системе бесконечными приказами и распоряжениями, идущими с самого верха, в том числе и с уровня ЦК и Политбюро. Во-вторых, упиралось в отсутствие квалифицированных кадров низового звена. “Председатель сельсовета, замызганный различными приказами, распоряжениями, телефонными разговорами и проч. плюс к этому твердо убежденный, или вернее убеждаемый в том, что будет отвечать перед Уголовным Судом, что его завтра снимут не знает как ему работать... Если прибавить к этому то обстоятельство, что председатель сельсовета больше всего направляется в ту сторону, чтобы он делали принимал не организационные меры, а меры приказа, принуждения получается сплошная ерунда.”[33], - такую характеристику давал Г.Н.Каминский низовому управленческому звену, фактически отвечавшему за реализацию сельскохозяйственной политики.
Многие же решения ЦК и СНК определяли именно председателей сельсоветов персонально ответственными за выполнение той или иной массовой кампании в деревне, инициировавшейся в те годы сверху. К сожалению, необходимость иметь контроль над работой сельского низового звена, заставляла районных и областных руководителей ставить людей, не имевших даже опыта работы в деревне. Один из председателей сельсовета так рассказывал о своем пути, который отражает довольно типичную картину по Московской области в начале 30-х годов: “Сам я работник сельсовета только лишь 3 месяца, крестьянин из меня довольно плохой только потому что с 13-ти лет и по апрель месяц 1933 г. я прослужил без перерыва в рабоче-крестьянской Красной Армии и тогда, когда я пришел из Армии, ушел оттуда в резерв за выслугу лет, я первым долгом поехал в свою деревню, где не был с 15-ти лет. Посмотрел, что творится кругом, посмотрел на работу сельсоветов и колхозов, даже совестно разговаривал с крестьянами, даже совестно было вспомнить о том, что это Московская область, даже неловко было сказать, что мы живем в Московской области, а я как раз приехал из Средней Азии. ...я явился в Райком Партии и говорю: хотел устроиться куда нибудь на завод, но не придется, пошлите куда нибудь в деревню. Райком направил меня в распоряжение РИК”а и РИК направил меня в самую кулацкую деревню, где только что весь состав Пленума сельсовета был арестован ОГПУ и сослан куда то к белым медведям... Сельсовет совершенно не работал, я принял разбитое корыто.”[34]
Эти провалы в структуре управления сельским хозяйством приходилось компенсировать непрерывной посылкой уполномоченных и командированием ответственных работников на решение тех или иных задач. Поэтому на местах широко было распространено мнение, что “если не выполнят вовремя план, то можно будет мобилизнуть весь район, да еще из Москвы пришлют людей, и они всей оравой двинутся на выполнение плана.”[35]
И все равно, система прямого административного приказного управления сельским хозяйством области постоянно давала сбои. Как показывают материалы различных областных совещаний по сельскому хозяйству, инициативы сверху доходя до низу превращались в некое подобие, полностью выхолащивалась их первоначальное содержание. Это прослеживалось почти по всем инициативам сверху в области сельского хозяйства. Пропасть между Секретарем ЦК, членом Политбюро, принимавшим решение по сельскому хозяйству, и непосредственным исполнителем, председателем колхоза или сельсовета была настолько огромна, что в низах часто вообще не понимали смысл тех приказов, которые заставляли их выполнять.
Наличие огромного индстриального центра в виде Москвы, результаты коллективизации, практически уничтожившей всю сеть деревенской кооперации в сельском хозяйстве Московской области, а также сконцентрированность за задачах индустриализации области, резко обострили вопросы снабжения Москвы продовольственными товарами, в особенности мясом и овощами. Решением задач продовольственного снабжения Москвы занимались все партийные и советские органы, начиная с уровня ЦК ВКП(б) и СНК СССР.
Характерно, что продовольственная проблема не ослаблялась с течением времени и все 30-е годы не уходила из повесток дня заседаний партийных и советских органов Московской области. Наоборот, к концу 30-х годов продовольственная проблем обострилась, а централизованное руководство сельским хозяйством дошло до абсурда в своей мелочности. Точно также как Политбюро на своих заседаниях распределяло количество семян для весеннего сева, Бюро МК давало указание, как сажать картофель, сколько раз поливать овощи. Пленум МК от 13-14 января 1939 г. дает следующую директиву: “полностью выполнить план посева картофеля по каждому колхозу и совхозу. Внести удобрения под картофель на всей площади посева не менее 30-40 тонн навоза на гектар. Провести не менее 2-3 раз пропашку картофеля, прополку, окучивание, обеспечивая при этом подкормку картофеля. .... Обязать райкомы и райисполкомы и земельные органы организовать в этом году полив овощей и в первую очередь посевов капусты, огурцов, используя для этого все доступные совхозам, колхозам способы полива. Обязать МОЗО до 25 января разработать план полива овощей для каждого района в отдельности. “[36]
Продовольственная проблема стала решающей при смене руководства МК партии после Хрущева в 1937 г. Из-за неблагоприятных погодных условий и нерасторопности местных властей в Москве и области сложилось очень тяжелое положение с доставкой овощей и картофеля. В ЦК и СНК посыпались многочисленные жалобы. 16 октября 1938 г. на объединенное заседание Бюро МК и МГК выносится вопрос “Постановление ЦК ВКП(б) об ошибках руководства Московской организации ВКП(б).” В результате с поста первого секретаря МК и МГК был снят А.И.Угаров, сменивший в феврале этого же года Хрущева. В снятии Угарова и последующей замене руководства Московской областью самое непосредственное участие принимал Сталин.
Если в области сельского хозяйства интересы центра и области практически совпадали, то в вопросах пятилетнего планирования они были различны. Хотя с точки зрения правил централизованной плановой системы Московская область представляла здесь самый обычный вариант поведения.
Основным вопросом был процесс согласования объемов капиталовложений в годы второй пятилетки, представленные Госпланом СССР и Мособлпланом. Здесь имелись значительные расхождения. Практически по всем показателям цифры облплана были выше, чем у Госплана. Согласно справке о разногласиях с Госпланом СССР по капитальному строительству для тяжелой промышленности Московской области на вторую пятилетку Госпланом предлагалось выделить 2669,6 млн.руб., а Мособлплан предлагал - 4025,6 млн.руб., в том числе по союзной промышленности - 259,1 млн.руб. и 3832, млн.руб., по республиканской - 2,0 и 13,5 по областной - 54,4 и 121,5. Как видно из приведенных цифр, Мособлплан примерно в два раза завышал свои запросы по сравнению с предложениями Госплана СССР.
Разногласия между Мособлпланом и Госпланом становились предметом специальных разбирательств в Мособлсполкоме.
Что касается разработки самого проекта плана второй пятилетки и его вариантов, то первые документы датируются летом 1932 года. Однако, как свидетельствуют документы, разработка плана на вторую пятилетку по Московской области чрезвычайно затянулась. В материалах Бюро МК имется очень грозное заявление в адрес руководителей облплана и горплана Губермана и Мельбарда о том, что они “не выполнили решения МК о предоставлении материалов по второй пятилетке г.Москвы и области.”[37].
Важнейшей частью пятилетего планирования 30-х годов являлось согласование и утверждение основных натуральых показателей , в первую очередь плана капитальных вложений. В материалах одного из совещаний в июле 1932 года отмечалось, что “совершенно безобразным явлением предствляется то обстоятельство, что союзный Госплан совершенно исключил нас из первого тура работ по таким показателям, как капитальное строительство реконструктивного характера, реконструкция ж.д. сети и т.д. От нас требует лишь, чтобы мы дали ему грузооборот по Области и наметки в области нового ж.д. строительства.”
Руководство МК не сдавалось даже тогда, когда вышестоящие органы принимали решения, ущемлявшие их интересы. Так, летом 1934 года специальная комиссия СНК утвердила разногласия Мособлплана и НКФ РСФСР по проекту бюджета в пользу последнего. Бюро МК приняло решение подчиниться, но “наряду с этим поручить МОИК”у (Мособлисполкому) добиваться перед СНК РСФСР дальнейшего удовлетворения потребностей Московской области по бюджету.”[38]
В целом, за годы второй пятилетки хозяйство Московской области не без участия высших руководителей страны стало носить самодостаточный характер, приобрело значительную экономическую независимость в отношении других областей СССР. Высокая концентрация в хозяйственной жизни области суперпроектов (Московское метро, канал, заводы-гиганты, городское строительство) придавало жизни в области довольно строгую подчиненность. Это позволяло местным руководителям больше просить от центрального руководства, но и ставило их под непосредственный контроль верхов.
[1] ЦГАМО. Ф.2157. Оп.1. Д.928. Л.265.
[2] РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.3. Д.783. Л.12-13
[3] Л.М.Каганович. Мой 20 век. М.,1996 . С.416, 417.
[4] Л.М.Каганович. Мой 20 век. М.,1996 . С.417.
[5] ЦГАМО. Ф.2157. Оп.1 Д. 1208. Л.431
[6] ЦГАМО. Ф.2157. Оп.1 Д.1075. Л.199
[7] ЦГАМО. Ф.2157. Оп.! Д.1208. ЛЛ.163, 164, 165.
[8] Вопросы истории, 1990. №3 С.69
[9] Там же. С.82
[10] Там же. С.67
[11] Троцкий Л.Д. Сталин Т.2 М.,1990. С.264.
[12] РЦХИДНИ Ф.17 Оп.21 Д.3050. Л.26
[13] РЦХИДНИ Ф.17 Оп.21 Д.3014. Л.18
[14] ЦГАОД г.Москвы. Ф.4 Оп.7 Д.2. Л.16
[15] ЦГАОД г.Москвы. Ф.4. Оп.8 Д.1 Л.91
[16] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21. Д.3011 Л.6
[17] ЦГАМО Ф.2157 Оп.1 Д.1217. Л.25
[18] Там же.
[19] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21. Д.3011 Л.6
[20] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21. Д.3012 Л.19-20
[21] РЦХИДНИ Фонд 17 Оп.21 Д.3012 Л. 38
[22] РЦХИДНИ Фонд 17 Оп.21 Д.3011. Л. 131
[23] РЦХИДНИ Фонд 17 Оп.21 Д.3012. Л.3
[24] РЦХИДНИ Фонд 17 Оп.21 Д.3011. Л.84
[25] РЦХИДНИ Фонд 17 Оп.21 Д.3012 Л.125.
[26] ЦГАМО. Ф.2157. Оп.1. Д.927. Л.8
[27] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21. Д.3011. Л.87
[28] ЦГАМО Ф.2157. Оп.1 Д.927. Л.54.
[29] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21. Д.3011. Л.183
[30] КПСС в резолюциях ...
[31] ЦГАМО Ф.2157. Оп.1 Д.928. Л.7
[32] ЦГАМО Ф.2157. Оп.1 Д.928. Л.45
[33] ЦГАМО Ф.2157. Оп.1 Д.928. Л.12
[34] ЦГАМО Ф.2157. Оп.1 Д.928. Л.142.
[35] ЦГАМО Ф.2157 Оп.1 Д.927 Л.39
[36] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21. Д.3010 ЛЛ.7,8.
[37] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21 Д.3012 Л.209
[38] РЦХИДНИ Фонд 17 Опись 21. Д.3011 Л.10